Теоретическая социология до Октябрьской революции

Период самоопределения социологии как самостоятельной науки в России связан с развитием социальных преобразований после отмены крепостного права в 1861 г. Ожидания прогрессивной интеллигенции по поводу возможностей демократизации и гласности довольно скоро сменились разочарованием.

Тем не менее, хотя и ограниченная, либерализация социальной жизни несколько расширила для российских обществоведов возможности знакомства с европейскими социологическими теориями, осмысления и развития их содержания в контексте и традициях российской социальной мысли.

Географическая школа (Л. И. Мечников) позволяет включить в методологию социологического анализа методы исследования географических факторов, а также использования получаемой информации в обосновании теории социального прогресса. Кроме того, географический подход в трактовке Л. И. Мечникова открывает для социологии возможности исследования взаимодействий природы и человеческой цивилизации на планетарном уровне.

Обращение к методологическим принципам биологии, в частности — эволюционному подходу (М. А. Бакунин, П. А. Кропоткин), обещает обнаружить эволюционные корни социальной солидарности в биологических сообществах и опять-таки обосновать теоретические положения о последовательном развитии социального прогресса к гуманизму, свободе и сотрудничеству.

Социал-органицисты (А. И. Стронин, П. Ф. Лилиенфельд, Я. А. Новиков) вслед за европейскими представителями этого направления разрабатывают представления о структуре социального целого как системе взаимосвязанных и взаимообусловленных функциональных компонентов, по аналогии с биологическими организмами. Эта аналогия имеет в виду не уподобление общества организму, но скорее его метафорическое отображение как целостного и развивающегося.

Психологическое направление в социологии включало в круг методологических представлений психологические составляющие социальных процессов и закономерностей (Е. де Роберти, Л. Петражицкий и сторонники субъективного метода в социологии). В рамках этого методологического подхода, предложенного немецкими (В. Вундт, М. Лацарус) и французскими (Г. Лебон, Г. Тард) социальными психологами, считалось необходимым учитывать влияние психологических отношений между людьми как источника формирования социального опыта, и общественной психологии, психологии народов, психологии толпы.

В тоже время со стороны социологов и психологов отмечается самостоятельность и специфика этих смежных наук как при обозначении предмета, так и при определении методологических и методических принципов. Социологи постоянно высказывают предостережения по поводу психологизации теоретических и эмпирических исследований социологических феноменов, психологи же подчеркивают опасность социологизации изучения психологического мира личности и сведения психологических явлений только к воздействию социальной среды.

Н. И. Кареев относит к методологии социологического исследования обращение к эмпирическим данным и исследовательским результатам родственных идеографических наук, которые описывают отдельные (индивидуальные) события, явления: история, этнография, статистика, право и др.). Их задача — собирать фактический материал и создавать базу для социологических обобщений. Социология же относится к наукам номотетическим (номологическим), т. е. изучающим законы социальных явлений.

Поэтому социология опирается на особую разновидность общенаучного метода индукции — сравнительный метод (историко-сравнительный, или сравнительно-исторический). Более подробно этот метод был разработан и плодотворно использовался M. M. Ковалевским для разработки типологических конструктов в специальном направления социологического анализа, который назывался «генетической социологией». Речь идет о методе исследования генезиса отдельных социальных институтов в конкретные исторические периоды.

Мы упоминаем минимум наиболее известных имен. Становление методологических и методических представлений происходило в широком контексте личностного и группового поиска, концептуальных и методических пристрастий, научной полемики.

В известном смысле они компенсировали отставание философского, социологического и других видов обществоведческого образования. В этом контексте показательна монография С. И. Гальперина, опубликованная в Екатеринославе в 1903 г. и посвященная детальному информационно-аналитическому обзору отечественных и зарубежных социологических публикаций за 1902 г.

Только за период с 1900 по 1910 г. статьи по теоретическим, методологическим и методическим проблемам социологии публикуют журналы «Вестник воспитания», «Вестник Европы», «Вопросы философии и психологии», «Русская мысль», «Русское богатство», «Современный мир» и другие.

Приведем лишь некоторые из этих публикаций, чтобы дать читателю представление о круге проблем, выносившихся на обсуждение не только научной общественности, но и более широких слоев интеллигенции. Например, монография Т. А. Некрасова «Философия и логика науки о массовых, проявлениях человеческой деятельности.

Чтобы очертить хотя бы самый общий и грубый контур этой активности, приведем данные о числе публикаций по проблемам социологии, учтенным в библиографическом указателе И. А. Голосенко: 1869— 1879 гг. — 207 публикаций; 1880-1889 гг. — 195; 1890-1899 гг. — 373; 1900-1909 гг. — 544; 1910-1919 гг. — 675 публикаций.

Если мысленно представить себе авторов этих публикаций как участников заочного, продолжительностью в полстолетия, круглого стола, мы увидим как неуклонно расширяется круг участников дискуссии парал лельно нарастающей политической активности, несущей России, по словам А. Блока, «невиданные перемены, неслыханные мятежи».

Классификация методов исследования Л. М. Тахтаревым. Систематизированное и лаконичное изложение итогов этих дискуссий содержится в книге К. М. Тахтарева — одного из ведущих социологов того периода, принадлежавшего к более молодому поколению.

Он был одним из первых преподавателей социологии в Психоневрологическом институте, в Петроградском кооперативном институте, на Петроградских Высших курсах П. С. Лесгафта.

Книга имеет авторское посвящение «Моим ученикам» — это программа курса социологии, что и обусловило лаконизм, информативность, афористичность и композиционную четкость изложения. Специальная глава посвящена методам социологии. Автор определяет методы социологии как «…научные приемы социологической работы, из которых некоторые общи всему естествознанию, другие составляют особенность общественной науки».

К числу общенаучных методов К. М. Тахтарев относит индуктивно-дедуктивный метод, в состав которого он включает наблюдение и опыт, анализ, сопоставление и сравнение, умозаключение и вывод, классификацию и систематизацию, предположение и проверку, обобщение и установление общих положений.

M. M. Ковалевским. Метод обеспечивает соблюдение принципа однородности оснований для сравнения изучаемых социальных явлений, учреждений по принадлежности их к одной и той же ступени общественного развития. Далее выделяется метод пережитков, разработанный английским антропологом Э. Тайлором (транскрипция К. М. Тахтарева — О. М.), дополняющий сравнительно-исторический метод и позволяющий устанавливать «…общность проходимых ступеней общественного развития» у народов, стоящих на разных его ступенях.

Интересно, что в качестве примеров тенденций дальнейшего развития современного ему общества автор приводит, во-первых, «…так называемую свободную любовь, понимаемую в строго научном смысле как новейшую тенденцию в изменении современной формы брака и семьи», а, во-вторых, «…распространяющийся у всех передовых народов мира новый политический обычай — при разрешении важнейших политических вопросов обращаться непосредственно к самому народу, к гражданам-избирателям, которые начинают сами решать свою судьбу посредством всенародных голосований.

Метод диалектический, который находится в отношениях взаимной дополнительности с методом эволюционным и предполагает изучение социальных процессов как взаимодействие и/или борьбу противоречий, что в общественном развитии может разрешаться взрывами-революциями.

Метод аналогический, назначение которого — уподобление изучаемых и пока непонятных социальных явлений и процессов другим, уже изученным. Например, уподобление общества организму. Автор отмечает вспомогательный характер этого метода, который сам по себе не является средством анализа, но делает изучаемый обьект более наглядным и конкретным для исследователя, т. е. повышает эффективность использования других методов.

Статистико-социологический метод понимается как массовое наблюдение социальных явлений, позволяющее устанавливать повторяемость однородных явлений в социальных процессах. В связи с этим социолог, основываясь на законе больших чисел и теории вероятностей, может делать статистические заключения об устойчивости этих повторяющихся явлений, выяснять их естественные соотношения.

При этом автор оговаривает принципиальное методологическое ограничение: устанавливая повторяемость явлений, статистический метод не обьясняет ее причины. Для перехода от описания к обьяснению предлагается использовать общие логические принципы, изложенные в известной «Системе логики» Д. С. Милля, а именно: метод сопутствующих изменений, метод различий, метод остатков.

Но и эти общие логические приемы предлагается применять осторожно, не формально, а с учетом специфики социальных явлений, которая состоит в многофакторности и многозначности взаимосвязей, определяющих ту правильную и устойчивую повторяемость социальных явлений, которая фиксируется статистическим наблюдением. К. М. Тахтарев советует помнить при анализе повторяющихся социальных явлений, что «вместе, не значит потому что». Он ставит методологическую проблему «третьей переменной», которая может, хотя и не всегда очевидно, определять установленные статистикой связи сопутствующих друг другу изменений.

Программа содержит библиографический указатель рекомендуемой литературы, включающий работы ведущих отечественных и зарубежных социологов, изданных на русском языке, причем во вступлении автор сетует на то, что переводы новейших зарубежных работ отстают от развития исследовательской ситуации на Западе.

Обзор метологического и методического разделов учебной программы К. М. Тахтарева свидетельствует, что к началу очередной революционной «перестройки» многострадального российского общества отечественные социологи были готовы к формированию квалифицированных социологических кадров, отвечающих состоянию исследовательской ситуации в мировой социологии. Но этим планам не суждено было реализоваться.

Эмпирическая социология. Вклад земских статистиков. Если осмысление методологических принципов теоретической социологии было связано с именем и образом этой новой становящейся науки, то ее эмпирические основания и на Западе и в России созревали в недрах статистики.

Многие статистические исследования того времени по методологическим подходам, кругу проблем и применявшимся методам сбора и анализа эмпирических данных вполне отвечают современным представлениям об описательных социологических исследованиях.

Как мы видели выше, К. М. Тахтарев выделяет статистико-социологический метод в числе специфических для социологии, хотя у статистиков в это время не наблюдается открытой самоидентификации с этой наукой. Социологи старшего поколения называли своих молодых коллег К. М. Тахтарева и П. А. Сорокина эмпириками.

Статистические методы в те времена обозначались термином «статистическое наблюдение», а методология статистического исследования ассоциировалась с логикой естественнонаучного эксперимента. Этой традиции следует и Тахтарев, объясняя для будущих социологов суть статистико-социологического метода. При этом сохраняется дистанция между теоретическим уровнем развития социологического знаний и методологией эмпирических исследований, которые существуют как бы на грани между статистикой и социологией.

Именно здесь развиваются интереснейшие процессы взаимовлияния и взаимообогащения методологии двух родственных наук. Особенно очевидны эти процессы в истории становления главного эмпирического метода социологии — массового опроса.

Образ социологии как позитивной науки мог возникнуть в немалой степени потому, что статистика в странах Европы, в Америке и России к 30-40-м гг. XIX в. в основных чертах завершила институционализацию и накопила разнообразный методический опыт сбора и анализа ведомственных эмпирических данных, относящихся к различным сферам жизнедеятельности общества.

Согласно первому из них, надо ставить только такие вопросы, которые необходимы, и на которые можно получить ответ. Требование не столь тривиально, как кажется на первый взгляд: оно ставит проблему адекватности перехода от задач исследования (исследовательских вопросов) к обыденным представлениям опрашиваемых о предмете опроса (вопросы в опросном листе). Иначе говоря, это нормативное требование касается коммуникативной адекватности в статистическом опросе. Его общая формулировка конкретизируется в последующих правилах.

Второе правило требует не задавать вопросов, которые могут вызвать у опрашиваемых подозрения или опасения. Опыт проводившихся в России контрольных сравнений результатов переписей (ревизий) с данными текущего учета населения губернскими статистическими комитетами показал, что даже простейшие фактографические вопросы, задевающие экономические интересы населения и страх за последствия переписи, приводят к существенным искажениям результатов.

Например, по данным ревизии 1858 г., численность населения оказалась на 2698351 человека меньше, чем по сведениям статистических комитетов. При этом численность мужчин, которые были налогоплательщиками (податными), занижена на 600 тысяч больше, чем численность женщин, которые налогоплательщиками не были.

Третья норма общения требует ясной формулировки вопросов, обеспечивающей однозначное понимание смысла всеми опрашиваемыми. Наконец, четвертое правило касается соотношения вопросов в вопроснике: они должны обеспечивать логический контроль достоверности ответов.

Среди самых ярких характеристик пореформенной России, определявших облик ее общественной и интеллектуальной жизни во второй половине XIX в., была, бесспорно, земская статистика.

Она возникла и осознавалась как один из символов регионального общественного самоуправления, как прогрессивная альтернатива государственной статистике, надежность каковой всегда ставилась под сомнение. (Вспомним, как ловко использовал Павел Иванович Чичиков несовершенство государственного учета живых и мертвых душ).
Достоверности информации и осмыслению методического и организационного опыта проведения массовых статистических опросов земские статистики придавали особенно большое значение.

Публикуемые фрагменты дневниковых записей и отчетов счетчиков фиксируют множество наблюдений о влиянии на достоверность информации социальных различий между организаторами опросов и различными социальными группами опрашиваемых: различия в языке, культурных традициях, в обычаях общения, уровнях информированности. Этот круг проблем подробно рассматривается в монографии В. Пландовского, работавшего счетчиком и организатором первой всероссийской переписи 1895 г.

Известны дневниковые записи Л. Н. Толстого и А. П. Чехова, которые также были счетчиками в этой переписи. К концу XIX в. в статистике сложились основные нормативные требования к методологии массовых опросов, большинство из которых справедливы и по сей день. Были выработаны также основные методико-организационные разновидности опросов. Они во многом сопоставимы с сегодняшними, хотя и имеют другие названия.

«Корреспондентский способ» — письменный или почтовый опрос в современой терминологии, который включал два варианта: «непосредственный опрос», если опрашиваемый информировал о своем опыте, и «экспертный опрос» когда опрашиваемый сообщал об опыте своей социальной группы: В связи с этой разновидностью опроса обсуждается проблема возврата вопросников, а также методы отбора респондентов и стимулирования их заинтересованного участия.

Метод самосчисления был основным при проведении переписей в конце XX века, хотя при низкой грамотности населения счетчикам-анкетерам чаще приходилось выполнять функции интервьюеров, т. е. зачитывать вопросы (а иногда и обьяснить их смысл), выслушивать и регистрировать ответы.

Экспедиционный способ опроса соответствует современному пониманию метода формализованного интервью, включая требования к организации полевого этапа работы, функций интервьюера, правил их отбора, обучения и контроля за качеством их работы. Этот способ считался среди российских статистиков наиболее надежным, учитывая низкую грамотность населения, традиционное недоверие к опросам, сложности в понимании смысла вопросов и другие особенности.

В конце XIX в. (80-90-е гг.) появляются новые формы сбора эмпирических данных, которые предназначены для получения социологической информации, но не ассоциируются с теоретическими дискуссиями по поводу социологии и ее теоретико-методологических аспектов — так называемые «программы для собирания сведений…» о различных сторонах жизни народа. Эти программы разрабатывались различными общественными организациями, которые возникали, как и земская статистика, на волне пореформенной либерализации и демократизации.

Это были, например, «Вольное императорское экономическое общество», «Географическое общество», «Общество народного здравия» и другие. Авторами программ выступали и частные лица: ученые, политики, литераторы, желающие привлечь внимание общественности и, в том числе, земских статистиков к изучению различных аспектов жизни народа и общества. Такие программы публиковались в общественно-политических и научных журналах, в трудах и документах соответствующих обществ с призывом ко всем желающим участвовать в сборе сведений.

Содержание программ состояло, как правило, из двух частей: описания проблемы исследования и ее чрезвычайной важности для совершенствования общественной жизни, после чего следовал перечень вопросов, часть из которых была адресована экспертам, дающим обобщенные заключения о состоянии исследуемой сферы социальной жизни, сообщества, к которому принадлежит отвечающий, а другая часть вопросов была обращена к личному опыту респондента. Это были вопросы о фактах поведения людей, об их мнениях, традициях и привычках.

Программы были прообразами отраслевых эмпирических социологических исследований. Одно из наиболее развитых направлений — изучение народного чтения как показателя уровня культурного развития и просвещенности народа. Например, были опубликованы три программы по сбору сведений о народной грамотности, о чтении и читательских предпочтениях народа, о его культурном развитии. Две первых программы (Д. М. Шаховского — 1885 г. и А. С. Пругавина — 1887 г.) не дали результатов, а программа Н. А. Рубакина — 1889 г. получила 458 откликов из разных регионов России.

Эти материалы, дополненные личными наблюдениями автора программы во время работы с читателями народных библиотек, послужили основой для интереснейшего исследования, содержащего типологию народного читателя и являющегося, по существу, социологическим, хотя автор этого термина не употребляет.

Наблюдение и эксперимент. Известен случай использования метода включенного наблюдения при изучении народного читателя С. А. Рапопортом (публиковался под псевдонимом С. Анский), который, следуя традиции народнического движения, работал шахтером, устраивал громкие читки для рабочих и обсуждения прочитанного, наблюдая их восприятие, понимание и отношение к содержанию книг.

Нужно упомянуть и интересное исследование взрослых читателей учащихся воскресной школы, которое проводилось X. Д. Алчевской на протяжении двух десятилетий, получило высокую оценку научной общественности, а в 1899 г. Гран-при на Первой Всемирной выставке в Париже.

По оценкам современных ей исследователей, «…госпожа Алчевская первая применила экспериментальный метод при чтении с народом». Основанием для такой оценки была практика комплексного использования различных приемов сбора эмпирических данных и сравнение полученных результатов для оценки книг, адресованных массовому (народному) читателю. X. Д. Алчевская использовала наблюдение за громким чтением изучаемых книг в группе и их обсуждением с регистрацией наблюдений в дневнике.

Данные наблюдения дополнялись критическими оценками книг учителями, которые оценивали их доступность читательской аудитории на основании личного опыта работы с читателями, а также экспертными оценками содержания книг учеными с точки зрения качества популяризации, и дополнялись читательскими оценками книг. Результатом отбора, сделанного на основании этих оценок, и явилась трехтомная работа «Что читать народу?».

Появление «метода анкеты» свидетельствует о формировании нового направления — «статистики мнений», которое еще не идентифицируется с социологией, находящейся в стадии дискуссий по поводу определения своего предмета и теоретической методологии.

Но в то же время сами статистики четко фиксируют выход своей науки в изучение сферы общественного сознания (мнений), хотя первоначально субъектом мнений признается эксперт (по терминологии того времени, «сведущий человек»), в роли которого могли выступать специалисты-управленцы и наиболее толковые представители «простого народа».

Метод анкеты не предполагал детальную разработку опросного листа, как в статистическом наблюдении, намечался лишь общий план беседы с экспертами, которая могла проходить как в группе, так и индивидуально, а последовательность вопросов могла меняться.

Перечисленные выше новые методы получения эмпирических данных, выход статистики в сферу изучения духовной жизни, мнений населения и экспертов о различных сферах жизнедеятельности общества были взяты на вооружение формирующимися новыми политическими движениями, органами управления, учеными. Они становились важными средствами развития самосознания общества. Аналогичные тенденции фиксирует Д. Конверс — автор известной монографии, посвященной истории массовых опросов в США.

Термин «социология» ассоциируется с теоретическими изысканиями по определению предмета и методологии новой науки, а методология обоснования эмпирического социологического знания формируется в рамках статистики и только в начале XX в. начинает идентифицироваться с социологией.